Лженаука на марше

    Со лженаукой так или иначе сталкиваются все – это особенность нашего времени. Мирного обывателя то и дело пугают грядущими глобальными катастрофами, уверяют, что вот-вот будет открыт “эликсир бессмертия”, знакомят с “новой хронологией” и “общей теорией всего”. Но как отличить лженауку от настоящей? Как разобраться в этом обычному человеку, не-ученому, который просто читает прессу и смотрит телевизор? И как смотрят на эту проблему академическая наука и Православная Церковь? Об этом мы беседуем с доктором физико-математических наук Ростиславом Феофановичем ПОЛИЩУКОМ и протоиереем Александром СТЕПАНОВЫМ.

Есть ли у науки границы?

    – Ростислав Феофанович, что такое лженаука?
    – Простого, всем понятного ответа на Ваш вопрос не существует. К тому же я предпочел бы говорить не о лже, а о паранауке, так будет точнее. Но в самых общих чертах – речь идет об имитации научного познания. Когда некое учение претендует на статус научного знания, пользуется научной терминологией, но по сути является чем-то совершенно иным – а именно, поэтическим или мифологическим взглядом на природу. Понимаете, наука – это не просто набор неких знаний, а, прежде всего, метод получения этих знаний. И когда этот сформировавшийся на протяжении веков метод нарушается, при всей внешней похожести на серьезную науку получается имитация.

    – А как обычному человеку, не специалисту, понять, наука перед ним или паранаука? Например, читая газету, смотря телепередачу, листая в магазине книгу?
    – Это сложно. Не существует четких формальных критериев, позволяющих сказать: вот тут наука, а тут – имитация. Чтобы разобраться до конца, нужно самому стать специалистом, заниматься самообразованием, повышать свой уровень культуры. Для думающего, неравнодушного человека это вполне достижимо. Ведь каждому из нас присущ здравый смысл, каждый в чем-то профессионально разбирается. Поэтому, сталкиваясь с новыми, неизвестными тебе вещами, нужно, опираясь на свой жизненный опыт и на логику, расширять свой кругозор.

    – А если на это нет времени? Если принять решение нужно сразу?
    – Есть, конечно, некоторые косвенные признаки, на которые следует обратить внимание. Прежде всего – это отсутствие критического мышления. Человек не понимает всей сложности мироздания, поэтому в своих рассуждениях, в своих попытках построить картину мира входит в противоречие с тем, что наукой уже давно прояснено. Например, игнорирует закон сохранения энергии – отсюда всевозможные идеи вечных двигателей. Такой горе-ученый постоянно вынужден оспаривать твердо установленные научные факты – ведь их невозможно примирить с его теориями. Поэтому если автор какой-то научной книги или статьи заявляет, что все его предшественники ошибались, что мир устроен совсем не так, что академическая наука дурачит людей – это уже повод задуматься.
    Кроме того, сторонники псевдонауки заявляют о том, что официальная наука их преследует, обижает, что они претерпевают гонения. Каждый из них убежден, что осчастливливает человечество. В медицине это называется “бредом сверхценной идеи”. Конечно, нельзя этот признак абсолютизировать – всякое в жизни случается, и в истории науки немало примеров, когда научное сообщество голословно отвергало вполне здравые вещи. Вспомним и гелиоцентрическую теорию Коперника, и французскую Академию, постановившую, что камни с неба падать не могут, и великого математика Карла Гаусса, который побоялся публиковать свои исследования по неевклидовой геометрии, в то время как наш соотечественник Лобачевский решился на это – и был осмеян академической общественностью. В общем, тут надо в каждом конкретном случае разбираться. Хотя, в принципе, постоянные упоминания обид и гонений – признак нехороший.
    Кроме того, имеет значение и то, где именно вы прочитаете о потрясающем открытии, переворачивающем все прежние представления. Если это – массовый популярный журнал или газета, то уместнее отнестись к такой публикации скептически. Серьезные научные работы печатаются в реферируемых журналах, сама репутация которых служит косвенным подтверждением добросовестности исследователя.

    – Что значит “реферируемые журналы”?
    – Это значит, что каждая поступающая в журнал статья посылается на рецензию как минимум двум специалистам в данной области науки. Они ее внимательно читают и затем пишут свое заключение, отвечая на вопросы: нет ли в этой работе грубых ошибок и внутренних противоречий, соответствует ли она достигнутому уровню знаний в этой области. Таковы, к примеру, журналы, издаваемые Российской академией наук: “Успехи физических наук”, “Астрономический журнал”, “Биофизика”...
    Рецензирование – неплохой фильтр, отсекающий явно сомнительные материалы. Конечно, стопроцентной гарантии оно не дает, иногда серьезные журналы публикуют и ошибочные работы. В этом нет ничего страшного – ученые порой выдвигают ошибочные гипотезы. Но ошибочная гипотеза – это вовсе не обязательно псевдонаука. Бывают добросовестные заблуждения – как, например, теория “флогистона” в XVIII веке или теория “мирового эфира” в XIX веке. Люди честно искали истину, не занимаясь подтасовками, грамотно ставя эксперимент и применяя логику. Просто данные направления в итоге оказались тупиковыми.

    – А как ученый-профессионал определяет, что перед ним – наука или псевдонаука?
    – Профессионалу это видно сразу. Прежде всего – заметна элементарная неграмотность, когда человек неправильно использует научную терминологию, не задумывается о правильной организации эксперимента, не замечает, что использует какие-то методы, которые в данном случае неприменимы – например, методы математической статистики не работают при недостаточном объеме экспериментальных данных.
    Далее – надо посмотреть, а есть ли вообще у человека работы в данной области науки, когда и где они опубликованы, какие на них были отзывы? Подтверждаются ли его идеи другими исследователями?
    Вообще, любая научная работа должна удовлетворять двум обязательным критериям. Во-первых, это верифицируемость, то есть, проще говоря – проверка. Все результаты экспериментов, все расчеты, все данные должны быть проверены независимыми исследователями. Наука не делается только в каком-то одном институте, в одной лаборатории. Если некий эффект действительно существует, значит, он должен быть воспроизводим всюду, где по той же методике поставлен тот же эксперимент.
    Второй критерий – так называемая фальсифицируемость. Если ученый выдвигает некую теорию, объясняющую известные факты, то он должен как-то обозначить границы ее применимости, указать условия, при которых теория может оказаться неверной, описать эксперимент (хотя бы мысленный), который ее опровергает. Ведь любое научное знание – не абсолютно. Нет в науке теорий, которые объяснили бы всё раз и навсегда. А псевдонаучные гипотезы как раз зачастую этим и грешат – дают некие универсальные объяснения вещей, которые принципиально непроверяемы, потому что основаны на внерациональной вере.


Новая мифология

    – Как Вы думаете, в чем причина появления таких паранаучных теорий? Почему одни люди их увлеченно разрабатывают, а другие – не менее увлеченно им внимают?
    – Причин множество, и в каждом конкретном случае бывает по-разному. Конечно, паранаука – это социальная болезнь. Но не только. Есть и культурологическое объяснение. Я сейчас произнесу слова, которые, возможно, кого-то удивят. Так вот, наука в чем-то близка к мифу. Наука работает с абстракциями, которые, если можно так выразиться, виртуальны, которых в реальном мире не существует. Как не существует точек, линий, плоскостей – это всё идеи, обобщающие свойства реальных предметов.
    И эти “кирпичики” научного познания, эти абстрактные понятия должны постоянно развиваться, чтобы точнее соответствовать конкретным вещам. Но полного соответствия не бывает никогда. Значит, научные понятия – их можно было бы назвать научными мифами – тоже имеют предел применимости, но мы вынуждены проходить через них к новым, более точным научным понятиям.
    Однако тут возникают две опасности. Во-первых, можно забыть о том, что наши научные понятия – всего лишь условности, помогающие нам познавать мир, и вообразить, что они – и есть истина и поэтому уже не должны никак меняться. Если довести эту мысль до абсурда, получится, что “мир обязан быть таким, каким мы хотим его видеть”.
    Во-вторых, можно абсолютизировать относительность наших научных понятий. Дескать, раз они, эти понятия, не полностью соответствуют реалиям, значит, реалии вообще непознаваемы. А значит, нет уже нужды в научных понятиях, в научном методе – будем искать истину где-то в другом месте. И тот, и другой подходы в конечном счете порождают псевдонауку и характерные для нее мифы, где нет соответствия того, что вы хотите объяснять, тому, что есть на самом деле.
    Это, по-моему, и есть философские корни псевдонауки. По сути, это рецидив донаучного, мифологического мышления, но облеченный в наукообразную форму. И неудивительно – ведь кредит доверия к науке у современного человека колоссальный, научные достижения, научная лексика вошли в наш обиход, поэтому люди и облекают свои построения в научную форму. Но сами эти построения порой бывают насквозь мифологичны. Человеческая психология такова, что познание начинается с мифов, воспроизводящих структуры первобытного сознания. И лишь потом эти мифы эволюционируют, вырастают в научное знание. Но эти исходные мифы примитивны – и устойчивы своей примитивностью. Беда даже не в том, что люди их творят, а в том, что с их помощью они пытаются решать серьезные жизненные проблемы. Простейший пример – слепое доверие к рекламируемой в СМИ “нетрадиционной медицине”.
    Все дело в том, что в эпоху великих потрясений – революций, перестроек, общественных катаклизмов – социальная память слабеет, и в общественном сознании оживают древнейшие, первобытные представления. Это, если хотите, защитная реакция – такие примитивные представления помогают хоть как-то выжить. Увы, зачастую слишком дорогой ценой.
    По сути дела, лженаука – такая же социальная болезнь, как коррупция или наркомания. И так же тяжело поддается лечению. Здесь нужен огромный такт, огромное терпение, нужна долгая работа. Никакими кавалерийскими наскоками, никакими насмешками и запретами тут делу не поможешь.


Астрологический прогноз неблагоприятен...

    – Но так ли уж опасна псевдонаука? Вы уверены, что это столь же серьезная болезнь, как и коррупция?
    – Смотря какие аспекты проблемы мы рассматриваем. Конечно, от того, что простой человек прочитал в газете очередную байку про биополе или о том, что вода обладает памятью, особой трагедии не случится. Если кто-то, начитавшись популярных книжек, придумает свою теорию происхождения Вселенной – ничего хорошего от этого не будет, но и ужасного тоже.
    Но когда псевдонауке удается заинтересовать собою власть, происходят по-настоящему страшные вещи. В книге “Ученые с большой дороги” академика Круглякова, председателя комиссии по борьбе с лженаукой, рассказано, что некоторые наши высшие руководители не летали самолетом, если им говорили, что астрологический прогноз неблагоприятен. Известен случай, когда пилотов гражданской авиации отбирали на основании их гороскопов. Или когда МЧС использовало экстрасенсов для поиска людей под обломками... Я уж не говорю о немалых бюджетных средствах, которые подчас направлялись на совершенно безумные исследования...
    Тут, разумеется, мы затрагиваем очень сложную проблему – взаимоотношения власти и науки. Ведь, принимая решения в вопросах, связанных с наукой и техникой, политики должны ориентироваться на чье-то авторитетное мнение, на экспертов. Вопрос в том, кто выступает в роли таких экспертов, и насколько к ним прислушиваются. Тут всякое бывает. К примеру, при президенте Ельцине была комиссия по научно-технической политике при Совете Безопасности. И там вполне серьезно обсуждали дичайшие вещи – вроде выведения в медном шаре цыпленка с четырьмя ногами. Мне как-то довелось присутствовать при таком обсуждении, и когда я поинтересовался, есть ли у них в комиссии специалист по структурам первобытного сознания, меня принялись горячо убеждать, что все проверено-перепроверено. Позже выяснилось, что это была некая “секретная программа”, которая должна была получить поддержку на самом верху. К счастью, ее так и не реализовали.
    Короче говоря, от того, к кому будет прислушиваться руководство страны, зависит и наша с вами судьба. Хорошо, если прислушаются к серьезным ученым. А если к шарлатанам, обещающим скорое и эффектное решение всех проблем? Можно вспомнить сталинские времена, когда на высшем уровне поддерживались чудовищные лженаучные измышления о “живом веществе”, а генетику преследовали – последствия чего мы до сих пор ощущаем. Политики тоже люди, им так же, как и всем, свойственно верить во всесилие науки. И на этом могут играть самые разные деятели – начиная с тех, кто просто хочет урвать кусок бюджетного пирога, и кончая теми, кто ощущают себя в силах облагодетельствовать человечество. К счастью, люди, принимающие ответственные решения, все-таки, как правило, действуют трезво и осторожно. Но случается и то, о чем мы говорили...
    Еще один очень важный, касающийся всех нас момент – псевдонаучные измышления в области медицины: все эти чудодейственные методики исцеления, таблетки от всех болезней, многочисленные приборы и аппараты. И это ведь широко рекламируется в СМИ и продается за немалые деньги – при том, что чаще всего мы имеем дело с пустышкой, обернутой в яркую наукообразную упаковку. Все эти методики лечения не прошли апробацию в медицинских учреждениях, зачастую лицензии попросту куплены. В результате люди попусту тратят свои деньги, а главное, время. Потом приходят к врачам, а те разводят руками – слишком поздно. Обратились бы раньше... Увы, доверие к псевдонауке уносит человеческие жизни. Лженаука – она ведь требует жертв...

    – Вы упомянули комиссию по лженауке при Президиуме академии наук. Что это за структура, каковы ее задачи? Она борется с паранаукой?
    – Эта комиссия была создана в 1998 году, руководит ею академик Эдуард Павлович Кругляков, физик. Туда входят очень авторитетные, уважаемые во всем научном сообществе люди – академик Виталий Лазаревич Гинзбург, академик Валерий Анатольевич Рубаков, профессор Сергей Петрович Капица... Осенью прошлого года комиссия была расширена. Ее задача, вопреки распространенному заблуждению – не пресечение чьей-то деятельности, не запрет на публикации, а защита науки от ее имитации. Просто когда какие-то вещи угрожают безопасности страны – скажем, делается ставка на заведомо невозможные источники энергии, на нейтрализацию ядерных взрывов и так далее – комиссия заявляет: это не наука, это не должно финансироваться за государственный счет. Фактически комиссия работает как МЧС: возникает проблема – и членам комиссии приходится ее обсуждать и называть вещи своими именами.

    – А какими средствами, по-вашему, нельзя бороться с лженаукой?
    – Нельзя действовать голым запретительством. Противостояние лженауке – это трудная, комплексная проблема. Конечно, прежде всего, необходимо просвещение масс. Ученые тоже должны получить доступ к средствам массовой информации. Например, хорошо бы создать телеканал “Знание”, где велась бы научно-просветительская работа. Скажем, там мог бы выступать нобелевский лауреат академик Гинзбург. Я был на его лекциях для школьников и видел, как у них глаза горят. И дело не в том, что Гинзбург – академик и лауреат, а в том, что он умеет простыми словами говорить о важнейших вещах – о том, как красиво научное познание и как сложен и прекрасен наш мир.

Журнал "Фома" | №7/39